Однажды Ерэнсэ-сэсэн и царь отправились путеше­ствовать. Едут они и видят: четверо мужиков дерутся. Подъехали к ним, спрашивают:

—  Вы почему деретесь?

—  Мы, — отвечают те, — братья родные. Недавно умер наш отец, осталась в наследство коза, из-за нее вышел спор...

Когда поделили наследство, каждый из братьев стал хозяином одной козьей ноги. Три ноги у козы были здоровые, четвертая — пораненая. Старшие братья сбагрили больную ногу самому младшему. Ладно. Перевязал тот рану тряпицей. А коза возьми да угоди этой ногой в жар­кие угли, — какой-то путник возле леса костерок оставил. Тряпица на ноге загорелась, коза ошалела и — стрелой на хлебное поле. Хлеб подпалила. Поле это принадле­жало баю, самому жадному и злому человеку в ауле. Пришел бай к братьям, плату за сгоревший хлеб требует. Но раз огонь перекинулся на хлеб с перевязанной козьей ноги, старшие братья указали на ее хозяина: мол, вот у него требуй. По этой причине, оказывается, и завяза­лась драка.

Послушал Ерэнсэ-сэсэн поскандаливших братьев, по­слушал и рассудил по справедливости:

—  Вы, братцы, смотрите на это дело неверно. Тут больная нога не виновата. Ей ведь ходить не хотелось, покой был нужен, а здоровые ноги силком тянули ее за собой. Они и виноваты. Раз так, то и за сгоревший хлеб должны заплатить хозяева здоровых ног.

Поехали Ерэнсэ с царем дальше. Ехали, ехали и доеха­ли до озера. Царь спрашивает:

—  Почему, интересно, в этом озере камыш не растет?

—  Потому что дождей не было, — отвечает Ерэнсэ-сэсэн.

—  Хе! — говорит царь. — Зачем камышу дожди, коли он в воде стоит?

Вскоре пришлось им переехать речку вброд. Царь стал коня поить, а Ерэнсэ натянул поводья, не даст своему пить.

—  Почему коня не поишь? Ведь он хочет пить, — говорит царь.

—  А зачем его поить, он же в воде стоит, — отвечает Ерэнсэ.

Убедил-таки этим царя, что камыш, хоть и стоит в воде, без дождей расти не может.

Пока Ерэнсэ-сэсэн путешествовал, у него умерла жена. Царь узнал об этом, но Ерэнсэ не сказал, а потом спрашивает:

—  С чем можно сравнить смерть отца? Ерэнсэ:

—  Смерть отца можно сравнить с закатом только что сиявшей луны.

Царь:

—  С чем сравнима смерть матери?

—  Смерть матери сравнима с исчезновением живот­ворного родника.

—  С чем сравнима смерть жены?

—  Смерть жены сравнима со смертью правителя.

—  Как это так?

—  Правитель умрет — страна омрачается, жена ум­рет — омрачается дом.

Вернувшись из путешествия, Ерэнсэ-сэсэн узнал о смерти жены. Что поделаешь, пришлось ему спустя некоторое время жениться на вдовой енгэ.

Однажды царь спрашивает:

—  Ну, Ерэнсэ, доволен ты новой женой?

—  Да живем помаленьку. Спать ложимся вчетвером, встаем вдвоем.

—  Как это понять?

—  Да так: когда ложимся спать, она думает о своем прежнем муже, а я — о своей умершей жене. Ну, а как встанем — остаемся вдвоем.

—  Ну, раз у вас мысли идут врозь, не сможете вы жить вместе, — говорит царь.— Придется тебе жениться на девушке. Калым я сам заплачу.

Ерэнсэ развелся с енгэ и отправился искать невесту. В пути встретился ему один старик. Расспросив друг друга о здоровье, поехали вдвоем.

—  А не затопить ли нам деревянные печки? — гово­рит Ерэнсэ старику.

Старик не понял его и промолчал.

—  А не накормить ли нам голодного коня? Старик по-прежнему — ни слова в ответ.

Доехали до речки, а за речкой дорога раздваивается.

—  Вот эта дорога, — говорит Ерэнсэ, показав впра­во,— прямая, но хоть и прямая, а долгая. А эта, — пока­зывает влево, — кружная, но хоть и кружная, а короче прямой, лучше ехать по ней.

—  Я у тебя не спрашивал, какой дорогой ехать, — рас­сердился старик, — поезжай, какой хочешь.

И разъехались они: старик поехал вправо, Ерэнсэ влево. Но хоть и поехал старик прямой дорогой, намаялся на ней, чуть не утоп,— шла дорога по топкому месту. А дорога, которую выбрал Ерэнсэ, делала крюк, зато была сухая, и ехал он без всяких хлопот.

Неподалеку от аула встретились Ерэнсэ-сэсэну не­сколько девушек. Несли они хворост из лесу. Тут откуда ни возьмись дождь закрапал. Одна из девушек быстренько сняла бешмет и прикрыла им хворост.

—  Сестрица, ты зачем одежду свою мочишь? — спрашивает Ерэнсэ.

—  Коль одежда намокнет, я истоплю печь этим хворостом и высушу, а коль хворост намокнет, все в доме останутся голодными, — отвечает девушка.

Понравились Ерэнсэ-сэсэну и сама девушка, и ее ответ. Последил в ауле, в который дом она войдет. В это время подъехал и давешний старик, весь в слякоти вывоженный, направился в тот же дом, куда вошла девушка. Ерэнсэ — следом. Попросился переночевать. Старик, узнав его, вос­противился: нет и нет!

—  И без того, говорит, — всю дорогу всякой бессмыс­лицей голову мне морочил.

—  А дочь — звали ее Карасэс — любопытствует:

—  Какой бессмыслицей? Что он тебе, атай, сказал?

—  То спрашивает, не затопить ли деревянные печ ки, то — не накормить ли нам голодного коня?

Старик слово в слово передал все, что услышал от Ерэнсэ-сэсэна.

—  Атай, — говорит девушка, — ничего бессмысленного в его словах не было. Ты сам не понял его. Сказав: «Не затопить ли деревянные печки?» — он предложил закурить трубки. «Заморить червячка» — значит, поесть. Верно он сказал, что прямой дорогой ехать дольше, по­тому что она топкая. А слова: «Кружная дорога короче прямой», — означают, что она удобней, ехать по ней легче.

Убедила дочь старика и пустил он мусафира перено­чевать.

Сели все вместе пить чай. Ерэнсэ окинул взглядом комнату и говорит:

—  Юрта у вас красивая, но сагарак великоват. А девушка отвечает:

—  Сагарак можно прикрыть, хуже, когда великоват порог.

Сагарак-то Ерэнсэ назвал глаза девушки, а она не рас­терялась, намекнула, что нос у него большой.

Таким образом, испытал Ерэнсэ ум девушки и посва­тался к ней. Карасэс, глядя на него, притронулась к своим ресницам. Дала понять, что дело сладится, если он смо­жет заплатить калым столько, сколько ресничек. А Ерэнсэ погладил свои волосы — мол, столько денег дам, сколько волос на голове, — не то что ресничек.

Старик запросил за дочь мешок золота.

Вернулся Ерэнсэ к царю: так и так, нашел хорошую невесту, да старик просит за нее мешок золота. Царь согласился дать золота. Только оказалось, что маловато его, мешок не наполнится. Хитрый старик выслал дочь навстречу жениху с большущим мешком из крапивного волокна. А красавица Карасэс тоже не дура, заранее гальки припасла.

—  Слыханное ли дело, — говорит Ерэнсэ-сэсэну,— наполнять такой мешок одним золотом!

Насыпала в мешок камешков и сверху прикрыла зо­лотом Ерэнсэ-сэсэна.

Увез Ерэнсэ-сэсэн красавицу Карасэс. Неплохо они зажили.

Через некоторое время приехал царь поглядеть на мо­лодую и поразился ее красотой. Взяла царя зависть. Как бы, думает, придраться и отобрать у Ерэнсэ-сэсэна жену. И стал придумывать поручения, которые Ерэнсэ не смог бы выполнить.

В один из дней царь велел Ерэнсэ-сэсэну построить двухэтажный дворец из камней и глины между небом и землей.

—  Коль не справишься, — говорит,— отберу у тебя жену.

Закручинился Ерэнсэ и, вернувшись домой, расска­зал о поручении царя красавице Карасэс. А она ему го­ворит:

—  Сходи в лес, поймай несколько попугаев. Принес Ерэнсэ попугаев, а Карасэс принялась учить их

Когда научила выкрикивать слова «камней!» и «глины!», Ерэнсэ отправился в царский дворец. Оставив попугаев на крыше, входит к царю.

—  Ну, спрашивает, — готово ли у тебя, царь-государь, из чего строить? Я сюда целое войско привел.

В это время попугаи принялись выкрикивать:

—  Камней! Глины!

—  Камней! Глины!

Решил царь, что Ерэнсэ в самом деле привел целое войско и, испугавшись, отправил его мирно-тихо домой.

Но проиграв на этот раз, царь все же не отступился от своего. Дает Ерэнсэ-сэсэну новое поручение:

—  Вот есть у меня сорок баранов. Заставь их объяг­ниться.

Опять Ерэнсэ, вернувшись, советуется с женой.

—  Было бы из-за чего расстраиваться! — говорит жена. — Когда приедет царь, я дам ему ответ.

Много ли, мало ли времени прошло — едет царь. Уви­дев его, Карасэс быстренько постелила постель и уложила мужа. Сама вышла встречать гостя. Царь первым делом справился, где Ерэнсэ.

—  Дома он, — отвечает Карасэс, — только сильно хво­рает. Никак не может оправиться после родов.

—  Хе, глупая, — говорит царь, удивившись. — Где это видано, чтобы мужчина родил?

—  А где это видано, чтобы бараны объягнились? — отвечает Карасэс.

Растерялся царь, услышав умный ответ, и не найдя, что сказать, повернулся и уехал. Решил придумать какую-нибудь новую хитрость.

Вскоре прикинулся он больным и вызвал Ерэнсэ-сэсэна.

—  Ох, — говорит, — кабы поел я пищи, приготовлен­ной красавицей Карасэс, — скорей бы выздоровел. Пусть она для первого раза испечет мне хлеба.

Вернувшись, сказал Ерэнсэ жене, чего царь требует. А жена не растерялась, выдоила молока из своей груди, замесила тесто на этом молоке, испекла хлеб и отправила с ним мужа к царю.

Ест царь этот хлеб да похваливает:

—  До чего же вкусный! Интересно, что красавица Карасэс добавила в тесто?

Тут Ерэнсэ-сэсэн и раскрыл секрет.

—  Ах, — говорит царь, — больше я никакого зла при­чинять вам не буду. Раз я поел хлеба из теста, заквашен­ного на молоке красавицы Карасэс, теперь она моя мо­лочная мать, а я ее молочный сын.

Через некоторое время Ерэнсэ-сэсэн опять, как прежде, стал самым близким везиром царя. А случилось это вот как.

Царь собрал своих везиров и, сидя на троне, велел всем поочередно пройти перед ним. Как проходит везир мимо, так царь голову себе поглаживает. Никто из везиров не мог понять, что бы это значило. Последним в оче­реди стоял Ерэнсэ. Когда он проходил мимо трона, царь погладил себе голову, а Ерэнсэ язык ему показал.

—  Ну, как вы это поняли? — спрашивает царь.

—  Ничего мы не поняли, — отвечают везиры.

—  А вот Ерэнсэ, которого все вы не любите, когда я погладил голову, показал язык. Я спрашивал: «Из-за чего беда обрушивается на человеческую голову?» Он ответил: «Из-за длинного языка». Отныне Ерэнсэ будет самым близким моим везиром.

Так Ерэнсэ взял верх и над царем, и над везирами, которые ненавидели сэсэна.

Башкирское народное творчество. Том V. Бытовые сказки. — Уфа: Башк. кн. изд-во, 1990. — 496 с. Составитель А.М. Сулейманов.